Ряды «русских экстремистов» пополнил царь Александр III

Ряды «русских экстремистов» пополнились еще одним громким именем – российского императора Александра III (1845-1894). Советский райсуд Уфы, рапортует официальный сайт прокуратуры Башкортостана, приговорил местного блогера «Илью Машкова» к году исправительных работ с удержанием 10% заработка в доход государства.

За что? А за то, что уфимец, видите ли, разместил на своей странице «ВКонтакте» портрет императора с подписью «Россия для русских и по-русски». Александр III, российский император», да еще сопроводил это изображением человека в маске с пистолетом, подписанным тем же лозунгом.

Ну, за художества с пистолетом «Машкова» еще можно было бы хоть как-то зацепить, но сам-то Александр III при чем? Относительно достоверно известны лишь его следующие слова: «Россия должна принадлежать русским, и всякий, кто живет на этой земле, обязан уважать и ценить этот народ». В чем здесь «экстремизм»?

Впрочем, в последнее время обнаруживается тенденция: непосредственно на русских классиков русофобы пока еще не решаются покушаться, но зато на тех, кто воспроизводит их мнение, устраивается преследование по пресловутой «русской статье» УК – 282-й.

Пару лет назад, например, русофобам не угодил великий русский художник-сказочник Виктор Васнецов с его хрестоматийной картиной «Встреча Олега с кудесником» 1899 года. Дело в том, что ее репродукцию воспроизвел на обложке своей брошюры «Волхвы» писатель Алексей Добровольский. И «кое-кто» (имена их ничего не значат, поскольку они – лишь исполнители заказа) обратился с иском в суд привлечь автора (а заодно, как понятно, и Васнецова, точнее, его современных последователей) за «разжигание национальной розни».

И каких экспертов нашел суд для оценки данного «экстремизма» – причем из явно непрофильной для данной темы среды! Вчитаемся в заключение этих кировских «специалистов»: «Признаки манипулятивного психологического воздействия обнаружены в брошюре «Волхвы», использованы вербальные (словесные, речевые) и невербальные (неречевые) средства. К невербальным манипулятивным воздействиям относится оформление обложки «Волхвы», на которой изображен старец, указывающий отряду воинов направление действия (это как раз и есть репродукция известной картины Васнецова. – Прим. KM.RU). Старец одет в простую одежду: длинную рубаху, лапти, он только вышел из леса. В описании старца читается образ язычника. Указующий жест руки старца в отношении воинов свидетельствует о его повелевании, обладании определенной властью над ними. Исходя из положения о том, что обложка книги выражает ее ключевую идею, можно сделать вывод о стремлении автора к повелеванию, власти над другими людьми, направленности на борьбу».

Вдумайтесь только: перст старца, указующий русским воинам на иудаистов-хазар, фактически поработивших к тому времени многие русские территории, наши «эксперты» трактуют как «повелевание» (подразумевающее, разумеется, экстремизм)! А на основе их «экспертных» заключений наш «самый гуманный суд в мире» выносит решение о привлечении к 282-й («русской») статье. Долой, значит, «экстремиста» Васнецова? А затем – Достоевского?..

Ну а после этого русскому народу, гении которого будут низведены до уровня уголовников, податься будет уже некуда.

Между тем лозунг «Россия для русских» не так однозначен и прост, как звучит изначально, и уже потому заслуживает детального анализа, писал несколько лет назад на страницах «Русской линии» Алексей Иванов. Традиционно принято считать, отмечал он, что словосочетание «Россия для русских» впервые было озвучено в царствование императора Александра III. Обычно его приписывают либо самому государю, либо легендарному генералу М.Д. Скобелеву, который якобы озвучил его в такой форме: «Хочу написать на своем знамени: «Россия для русских и по-русски» и поднять это знамя как можно выше!»

Как бы то ни было, отмечал Иванов, важно учесть, что в своем первоначальном смысле, в эпоху царствования императора Александра III, лозунг этот, как справедливо заметил современный философ М.Ю. Чернавский, означал «не «Россия только для русских», но «Россия с опорой на русских». Развивая эту мысль дальше, можно заключить, что в конце XIX века в этот лозунг вкладывали следующий смысл: поскольку русский народ является государствообразующей, титульной нацией Российской империи, то и государство поэтому должно строиться по-русски, исходя из нашей национальной идеи, блестяще сформулированной графом С.С. Уваровым: «Православие. Самодержавие. Народность». При этом «по-русски» вовсе не означало «в угоду русским», а, напротив, возлагало на русский народ добровольно взятую ответственность за судьбу России и населяющих ее народов.

Не секрет также, продолжает Иванов, что национальный вопрос в русской консервативной концепции всегда или почти всегда был тесно связан с вероисповедным вопросом. Поэтому, как справедливо отмечает современный исследователь А.В. Репников, «не случайно у европейских мыслителей, обращавшихся к истории России, порой создавалось впечатление, что понятие «русский» тождественно понятию «православный».

Характерно и то, отмечает Иванов, что «православность» в трудах русских консерваторов конца XIX века явно превалировала над «русскостью», хотя это нисколько не означает, что их отношение к национальной принадлежности государствообразующего народа было неуважительным и тем более пренебрежительным. Просто ради государственного единства – целостности Российской империи – консерваторы конца XIX века были готовы отодвинуть русский национализм на второй план, отдавая первенство православному вероисповеданию.

Очень показательны в этом отношении слова выдающегося философа К.Н. Леонтьева: «Русское царство, населенное православными немцами, православными поляками, православными татарами и даже отчасти православными евреями, при численном преобладании православных русских, и русское царство, состоящее, сверх коренных русских, из множества обруселых протестантов, обруселых католиков, обруселых татар и евреев. Первое – созидание, второе – разрушение». Разве не актуально звучат сегодня слова великого русского мыслителя: «Что такое племя без системы своих религиозных и государственных идей? За что его любить? За кровь? Но кровь ведь… ни у кого не чиста… И что такое чистая кровь? Бесплодие духовное!… Любить племя за племя – натяжка и ложь. (…) Кто радикал отъявленный, то есть разрушитель, тот пусть любит чистую племенную национальную идею!» «Православное Самодержавие есть главный отличительный признак русской национальности в ее прошедшем и настоящем, – считал Леонтьев. – Именно Православное Самодержавие, а не просто Самодержавие и не просто Православие».

Однако в начале ХХ века многое поменялось, отмечает Иванов: идеология русского национализма, ранее воспринимавшаяся как чисто западническая, стала уверенно завоевывать симпатии русских правых. И тогда лозунг «Россия для русских» был принят большинством русских консервативных мыслителей и гордо поднят на знамена монархических партий и союзов. «Россия – для русских», – таков лозунг Русской Монархической партии, ясно понимающей, что если предоставить Россию иноплеменникам, иноверцам и иностранцам, то не только в России не будет Самодержавной Монархии, но не будет и самой России», – писал в одной из программных статей видный русский публицист, редактор консервативных «Московских ведомостей» (как принято считать, именно в этом издании, после длительной паузы, летом 1905 года вновь появился этот лозунг) и организатор Русской монархической партии В.А. Грингмут.

Тут стоит отметить, продолжает Иванов, что если для консерваторов-традиционалистов конца XIX века, равно как и для черносотенцев начала ХХ века, понятия «русский» и «православный» были неразрывно связаны между собой, то в среде националистов, балансировавших на грани между консерватизмом и либерализмом, по этому вопросу уже встречалось некоторое разномыслие. Одни из них продолжали придерживаться традиционных взглядов. «Без Православия нет русского народа в культурном и национальном значении этого слова», – считал член Главного совета ВНС граф В.А. Бобринский. «Русский народ, – высказывал аналогичное мнение один из лидеров Киевского клуба русских националистов А.И. Савенко, – создан так, что если он перестает быть православным, он перестает быть русским». Однако некоторые их однопартийцы допустили в этом вопросе некоторый пересмотр. «Православие есть отличительная черта русского народа, но (…) совпадение понятий «русский» и «православный» является лишь общим правилом, допускающим исключения», – полагал член фракции националистов Д.Н. Чихачев. А В.В. Шульгин и П.А. Кулаковский шли в этом вопросе еще дальше, считая, что вероисповедание вообще «не есть признак национальности», что русские люди не только могут быть православными, старообрядцами и лютеранами, и что даже белорусы-католики «должны быть признаны русскими».

Несмотря на практически общее увлечение лозунгом «Россия для русских» правых деятелей начала XX века (как черносотенцев, так и националистов), отдельные голоса с критикой этого постулата из рядов русских консерваторов все же раздавались и в этот период. Так, видный московский монархист С.Ф. Шарапов, к примеру, писал: «Наш девиз – не «Россия для русских!», а «Святая Русь!», а «Святою» мы ее имеем право называть только потому, что ее основная идея – осуществление, по мере сил, любви и правды Божьей на земле, смиренное и бескорыстное служение всему человечеству, защита всех угнетенных и слабых, словом, посильное осуществление христианской политики». А публицист В.Строганов и вовсе называл лозунг «Россия для русских» нелепым, отмечая: «Либо мы должны отказаться от девиза «Россия для русских», либо от обрусительной политики, так как совместить и то, и другое так же нелепо, как тушить пожар керосином».

Но наиболее аргументированную критику этого постулата русского национализма давал член Главной палаты Русского народного союза Михаила Архангела, депутат фракции крайне правых III и IV Государственных Дум черносотенец Г.А. Шечков. «Россия для русских», – писал он, – вот ходячее слово, общее место, готовое, кажется, стать девизом наших националистов. Это якобы очевидное положение все почти склонны принимать нынче за аксиому… (Об этом) не стоило бы и говорить, если бы дело ограничивалось кружком сторонников шаблонного европейского национальничанья, но «Россия для русских» возглашается устами двигателей нашего самосознания. Этот клич националистического сепаратизма выкрикивается борцами нашего единства. Тут, очевидно, досадное недоразумение».

Далее Шечков отмечал, что, во-первых, этот лозунг не является самобытным, а лишь «рабским осколком» с известных формул «Англия для англичан», «Германия для германцев» и т. д., а во-вторых, он таит в себе опасность разрушения Российской империи. «Нет, Россия не для русских (sic), если мы не хотим, чтобы в черте еврейской оседлости она мечталась якобы призванной служить только для евреев, а в черте армянской – для армян и т. д. (…) Россия – для православных! – восклицал он. – Нам недостаточно одной кровной связи: у нас на первом месте связь духовная. Мы прежде всего православные, а потом уже – великорусы, грузины, малорусы, молдаване, литовцы, белорусы и т. д.»

Подводя итог этому краткому обзору отношения русских правых к лозунгу «Россия для русских», отмечает автор, необходимо сделать ряд важных замечаний. Во-первых, в идеологических построениях черносотенцев лозунг «Россия для русских» играл, несомненно, важную, но отнюдь не первенствующую роль, занимая соответствующее ему почетное третье место в триаде «Православие. Самодержавие. Народность». Принцип крови, как справедливо замечает историк А.В. Репников, значил для русских консерваторов существенно меньше вероисповедного принципа, хотя русскому народу как носителю Православия ими справедливо отводилось первенствующее положение в Российской империи.

Несколько по-другому относились к нему русские националисты, нередко искусственно вытаскивавшие народность на первое место в ущерб Православию и самодержавию, которые многими из них (но отнюдь не всеми), понимались лишь как вероисповедание и форма власти, наиболее соответствующие менталитету русского народа, а потому и наилучшие для него в данный исторический период. Такая логика, естественно, вела к тому, что в другой исторический период русскому народу, к примеру, может оказаться «наиболее подходящей» и другая форма правления, что, естественно, было в корне неприемлемо для черносотенцев. Однако и националисты никогда не придавали лозунгу «Россия для русских» агрессивного шовинистического звучания. Практически во всех трактовках этого постулата правыми и националистами проводилась мысль, что «Россия для русских» подразумевает вовсе не то, что нерусским в России не должно быть места, а то, что русский народ должен быть в созданном им государстве народом-хозяином, пользоваться в нем особыми правами и следить во благо всех «жильцов» за порядком в своем «доме».

Во-вторых, отмечает автор, нельзя не признать, что понятие «русский» трактовалось черносотенцами и националистами довольно широко. Под русскими, кроме великороссов, правыми всегда подразумевались белорусы и малороссы; да и обрусевшие инородцы, верные уваровской триаде, несмотря на свои явно нерусские фамилии, воспринимались правыми как «истинно русские люди». При этом те русские по рождению люди, которые утрачивали базовые, с точки зрения правых, присущие русской народности качества, переставали быть русскими. «(Когда) я говорю, что Милюков – еврей, – говорил граф В.А. Бобринский, – я положительно не оговариваюсь. Я считаю, что не было более меткого и сильного слова члена Думы Пуришкевича (одного из лидеров крайне правых), как когда он провозгласил: «Можно быть фон Анрепом и русским, можно быть Милюковым и жидом».

В-третьих, важно отметить, продолжает Иванов, что помимо внутренней направленности лозунг «Россия для русских» имел еще и другое содержание, «означая еще и то, что русские люди должны развивать свою обширную страну, заселять пустынные земли внутри России и думать о себе самих, а не об освобождении славян от турок и немцев, жертвуя кровь и пот для появления на свет новых маленьких государств, потенциально готовых стать враждебными России». Впрочем, стоит отметить, что в таком его понимании православный смысл лозунга «Россия для русских» несколько размывался.